В.Тюрин
Заместитель командира по политчасти ДШБ 70 ОМСБр
Тюрин Виталий Викторович
(окт83-окт85)
Заместитель командира по политчасти ДШБ 70 ОМСБр
Тюрин Виталий Викторович
(окт83-окт85)
Полковник Тюрин Виталий Викторович.
Родился в г. Черкассы. В 1977 году окончил Новосибирское высшее военно-политическое общевойсковое училище. В 1996 году – факультет мировой экономики ДВКИ ( ныне Тихоокеанский государственный экономический университет). Службу проходил на должностях замполита роты, батальона, полка, бригады СН, в том числе в 24-й, 16-й и 14-й бригадах СН Забайкальского, Московского и Дальневосточного военных округов. Принимал участие в боевых действиях в Афганистане (70-я ОМСБр) и Чечне. Награждён орденом, медалями. Воинское звание полковник получил досрочно. Совершил более 300 парашютных прыжков.
В 2009 году вышла его книга «Люди специального назначения», посвящённая офицерам и солдатам 14-й отдельной бригады специального назначения Дальневосточного военного округа, которая дислоцировалась в городе Уссурийске. В 2015 году издал книгу «Разведчики» об офицерах и солдатах воевавших в 1943-1945 годах в составе 102-й отдельной разведывательной роты 152-й стрелковой дивизии.
Его книга «Солдаты Кандагара» - документальный рассказ об офицерах и солдатах ДШБ – десантно-штурмового батальона кандагарской бригады. За основу взят 1984 год, самый тяжёлый в девятилетней войне в Афганистане.
Интервью
Те, кто воевал в Афганистане или Чечне? Им есть о чём поведать подрастающему поколению. Но вряд ли их рассказ уместится в формальные рамки патриотической программы. Полковника в запасе Виталия ТЮРИНА правдой не удивишь. Сегодня он занимается исследованием военной истории Приморья. Ищет подлинных героев прошлого, настоящего и будущего.
- Виталий Викторович, почему вы начали писать книги?
- Чтобы с ума не сойти. Над книгой «Люди специального назначения» начал работать в 2003 г., когда увольнялся из Вооружённых сил. Бригаде спецназа Дальневосточного военного округа, где я служил, тогда исполнилось 40 лет. Начальство к дате решило издать буклет, к делу подошли формально. Народ попросил меня заняться глубже историей 14-й бригады спецназа. Я потратил пять лет, объездив 25 областей страны, разыскал первых командиров, солдат. Дальневосточная бригада была заменяемая: офицеры Советской армии приезжали из разных мест - из Германии, Белоруссии, Крыма.
- Но герои вашей книги – не только современники. Почему вы уделили внимание генерал-лейтенанту Дмитрию КАРБЫШЕВУ?
- Есть личности, которых можно назвать основоположниками философии спецназа. К таким я могу отнести и Карбышева. Солдат, патриот, учёный, для которого понятие Родина было неразрывно связано с чувством долга, личной честью и достоинством. Он прошел через 13 лагерей смерти. Фашисты пытались привлечь военного инженера к службе в немецкой армии, обещая ему сказочные блага, но он отказался. На вопрос нацистов о причинах такой стойкости Дмитрий Михайлович ответил: «Мне 63 года, но убеждения мои не выпадают вместе с зубами от недостатка витаминов в лагерном рационе. Моя идеология не зависит от того, какое общественное положение я занимаю в данное время».
Одно из ярких открытий – судьба разведчика Николая ДИДЕНКО, полного кавалера ордена Славы, он похоронен в Партизанске. Я обнаружил его письма - бесценный материал.
- Как сами оказались в спецназе?
- Обучаясь в Новосибирском военном училище, попал на стажировку в роту спецназа под Бердском. Там начал прыгать с парашютом, совершив 20 прыжков. Служил в спецназе Забайкальской, Рязанской областей, а в 1985 г. меня направили в Уссурийск. Подбору личного состава тогда уделялось серьёзное внимание. Были жёсткие нормативы: комсомолец, рост не ниже 175 см, спортивный разряд, годность по состоянию здоровья к службе в десантных войсках, образование - не ниже среднего. Тщательно изучали личные дела.
- А владение приёмами рукопашного боя, единоборствами?
- В учебной части офицеры говорили: «Мы вас учим не воевать, а выживать». Правильно ползать, передвигаться на поле боя, тяжести перетаскивать, правильно падать. Вот спецназ внутреннего назначения - дело другое, есть возможность красивые приёмы показать, руками-ногами помахать. А когда ты в тылу врага и первый выстрел означает гибель всех твоих товарищей, тут не до показухи.
- На войну отправились по приказу?
- Дали команду - и поехал без лишних слов. У меня, откровенно говоря, напутствия больших начальников «вернуться живыми», кроме раздражения, ничего не вызывают. Сами-то в пекло не полезут. Для кого - война, для кого - мать родная.
- Сколько погибло в Афганистане из вашего батальона?
- По штату в батальоне был 451 человек, на войну выходило 200 человек, 70 болели тифом, малярией, другими инфекционными заболеваниями, 80 было раненых. В 1984 г. погибло 44 человека. По официальной статистике, в той войне погибло 14 тысяч человек.
- А люди со сломанной психикой?
- В жёстких условиях всегда происходит естественный отбор. Служил у меня в батальоне отличный парень из Молдавии Костя КАЛИМАН - чемпион по боксу, умница, из интеллигентной семьи. Он рассказал, чего ему стоила дедовщина, хотя молодой солдат отправился на войну добровольно. Спас, как ни странно, осколок, попавший в ногу во время боя. Потом Костя стал лучшим солдатом в роте, закалился, изначально у него был внутренний стержень. По моему опыту, из ста человек в роте лишь 20 составляют костяк. И снова вопрос к воспитателям патриотизма: была ли в школе начальная военная подготовка?
- В вашем детстве была?
- В моём родном украинском городе Черкассах до сих пор сохранился парк, в советское время там работал кинотеатр «Салют», полностью отданный пионерии. Летом нам выдавали абонементы, и мы посмотрели все лучшие фильмы о войне. Заодно освоили школьную программу по литературе. Сегодня педагогов, умеющих воспитывать ребят в духе мужества, - единицы. В Патризанске живёт удивительный человек Вячеслав ОВЕРЧЕНКО, отдавший 25 лет патриотическому клубу «Пластун». Он сам из казаков, занимался с мальчишками карате, летом организовывал турпоходы, спортивные лагеря. Сегодня преподаватель от бога на пенсии, тяжело болен, и заменить его некому. Энтузиастов мало.
- Сегодня много пишут про самоубийства армейских призывников…
- Раньше за это дело доставалось по партийной линии, за солдат офицеры отвечали, сегодня такого нет. Когда я был замполитом роты и батальона, никто не повесился и не застрелился. Солдаты видели в офицере человека, с которым можно поговорить. У меня был солдатик в Афганистане - длинный, неуклюжий, нескладный. Одним словом, домашний ребёнок. Попросил - помогите! Методом личного контроля проблема была решена. Но самое лучшее для солдат - личный пример командира. Когда под пулями вместе с ними ползаешь, становишься своим среди своих.
- А то, что сейчас происходит в стране, как воспринимаете?
- Наша система оказалась нежизнеспособной. Коррупция проросла вдоль и поперёк. Был я недавно в художественной школе Уссурийска. Здание расположено в центре города, в царское время там находился гарнизонный оркестр. На него уже положили глаз. Художественную школу выгоняют. Всё распродают ради очередных ресторанов, торговых центров. Вертикаль власти у нас победила вертикаль закона.
- Полный крах?
- Я не пессимист. Просто отошёл от дел, решил заняться историей. Многое волнует в судьбе Сергея ЛАЗО. В школе села Фроловка под Партизанском был класс-музей, где собрали много материалов о революционере, но сегодня здание с баланса района снято, и музея больше нет. Пытался найти место стоянки Лазо в селе Серебряном, никто из местных жителей ничего не знает. Копаю. Искал следы БУДЁННОГО в Раздольном. Пока военные были, стоял музей - комната, где он жил. А сейчас всё разрушено. Печально. Но не перевелись хранители истинных ценностей. В Уссурийске в Доме офицеров сорок лет работает Валентин ЛЕСКОВСКИЙ. Ему есть что показать и рассказать детям. Его лекциями заслушиваются…
- Награды для вас имеют значение?
- Об этом говорить не люблю, как и большинство моих однополчан. Один знакомый товарищ за семь месяцев умудрился три ордена получить, что подозрительно, а легендарному солдату Косте Калиману досталась всего одна медаль за службу. А бывает так: весь батальон выполнял задачу, а звание Героя достаётся лишь одному. На сегодняшний день награды обесценились. Да ладно, медали. А где обещанные квартиры военнослужащим? С одной стороны, вопрос решается. Но жильё предлагают в далёких деревнях, без инфраструктуры. Мне сулят вариант люкс: 30 км до железной дороги, с одной стороны дома - кладбище, с другой - полиция. Заслужил…
Механик-водитель 2 дшр Владимир Перебейнос, зампотех ДШБ майор ГП.Илюшкин, замполит ДШБ майор В.В.Тюрин, сержант Юрий Сорочан. 1984г.
Бой трудный самый
Автор: Андрей ОСТРОВСКИЙ,
20 лет назад молодой армейский капитан-спецназовец Виталий Тюрин служил в Афганистане – замполитом десантно-штурмового батальона (ДШБ) 70-й отдельной Краснознаменной орденов Суворова и Кутузова гвардейской мотострелковой бригады. ДШБ – армейская элита, но и задачи перед элитой ставятся самые трудные. Тем более что стояла бригада под Кандагаром, недалеко от пакистанской границы.
В.Тюрин слева наши дни
Происходило все это на Нагаханском повороте, при въезде в Кандагар с севера, где зеленая зона (виноградники, гранатовые сады) вплотную подходила к этой дороге, единственной артерии, по которой могло идти снабжение наших войск. И вот наше командование решает в тех местах, где дорога прилегает к зеленой зоне, оборудовать внутри этой зоны метрах в 300-400 от дороги взводные опорные пункты, чтобы не дать «духам» возможность подойти на расстояние прямого выстрела. Поставленная задача, казалось бы, большой сложностью не отличалась. Для ее выполнения было выделено три роты – две мотострелковых и одна наша, десантно-штурмовая, с которой я и шел. Командир роты – 24-летний старлей Валера Кузьмин со странным прозвищем «Бич». Парень смелый до безрассудства, не боявшийся смерти. Командиры взводов – тихий и скромный азербайджанец Алик Сулейманов, рассудительный, спокойный и исполнительный Серега Алейников, хладнокровный, прирожденный разведчик Вадим Якуба и замполит Володя Пустовой. В роте было около 60 солдат и сержантов.
6 апреля в 3 часа утра в пешем порядке мы двинулись выполнять поставленную боевую задачу. Двигались, как положено – с головными и боковыми дозорами. Прошли виноградники, начали выходить на открытую местность. Я шел вместе с ротным, где-то впереди шел расчет АГС (станковый автоматический гранатомет), за мной - радист Вася Клочко. Я ротному говорю: «Пойду-ка я дозор догоню, что-то они замолчали», - и начал обгонять бойцов, идущих впереди. Однако обгонял я не больше нескольких минут.
Что могут сделать полтора десятка взрослых мужчин с мощным вооружением, воюющие больше 5 лет? Они могут сделать очень многое, когда находятся в выгодных условиях, на их стороне знание местности, внезапность, а мы – как на ладони…
Выйдя на открытую местность, мы напоролись на стену огня. Вспоминается все это как страшный цветной сон, вроде как все это не со мной было. До головного дозора я не успел добраться – из 4 человек живым остался только один, рядовой пулеметчик Сокорев, парнишка с Донбасса. Бойца, который за мной шел, убило сразу. Свист пуль такой был, что головы не поднять. Ротный Валера Кузьмин успел добежать до меня и крикнул, чтобы все лезли в арык – в нем наше спасение. Часть бойцов лежала на поле – то ли убитые, то ли боялись пошевелиться. Тогда он стал их в буквальном смысле спихивать в арык, а меня попросил, чтобы я разобрался, что случилось с расчетом АГС – почему не стреляют? Перебежками добежал до них, свалился в арык и вижу: стоит рядовой Кожемин, без куртки, бледный весь, с простреленной рукой и ребрами. Один боец его перевязывает, двое других гранатомет дергают, который заклинило. Потом уже, после боя, выяснилось, что пуля попала прямо в ствол – бывает и такое – и заклинила гранату. Двух офицеров – Сулейманова и Алейникова ранило. Ротный принимает решение – отойти за дамбу, за которой «мертвое пространство». Но, чтобы дойти до этого рубежа, нужно было под водой проплыть метров 10 – с оружием, боеприпасами и, понятно, в одежде. Вода – ледяная. Глубина арыка где-то метр двадцать. Или плыви под водой, или иди на четвереньках, чтобы одна голова торчала, но эти 10 метров простреливались. Дамба – бетонная плита, которая перегораживала арык как раз по высоте уровня воды и шириной с метр. Бойцам объяснили, как идти. Самый опасный момент – мокрый, отяжелевший, с оружием и боеприпасами боец должен вылезти на эту плиту и через нее плюхнуться в «мертвое пространство», где уровень на метр ниже. Один проскочил, второй. Третий устал идти в воде на корточках, и, не доходя нескольких метров, распрямился. На глазах у всех его прошивает автоматная очередь в плечо, спину и поясницу. А на бойце, как на революционном матросе, пулеметные ленты висят. Понятно, что он камнем пошел на дно. Не помню, кому я отдал автомат, нырнул. А его уже течением к дамбе прибило. Пытался его вытащить, не смог. Помог сержант из пулеметного взвода Андрей Аэлай. Спихнули раненого за бетон, а там уже бойцы приняли. После этих нырков, стрельбы какое-то равнодушие наступило…Тут наша бронегруппа подтянулась. Душманы услышали моторы и гусеницы и отошли. Такая тишина наступила, аж не по себе стало… Начали по арыку искать раненых, убитых, автоматы доставать. Я вылез из воды, пошел искать Сулейманова. Он лежал в виноградниках, перебинтованный и бледный, но живой. Как потом выяснилось, пуля задела ему мышечную или сердечную сумку, а само сердце в эту долю секунды было на сжатии, и миллиметры решили его жизнь. Подошла бронегруппа, в небе появилась вертолетная пара. Убитых сложили на берег, раненых оттащили на технику. Итоги для нас оказались неутешительными – 10 ребят погибло, 12 ранено, двоих так и не нашли. Кто-то из солдат говорил, что видел, как бойцы, прошитые пулями, скрывались под водой. Вертушка села, летчики вышли посмотреть, их начало рвать. Картина жуткая – все мокрые, грязные, рваные. И гора трупов.
Через пару часов мы вышли на окраины кишлака, забрались на глиняные крыши и посмотрели на происходящее глазами противника. Мы были как на ладони, и воистину те, кто остался жив, могут считать это вторым днем рождения…
Что было потом? Замполит роты старлей Володя Пустовой погиб через год. Комвзвода Сулейманов из госпиталей не вылезал, война для него закончилась. Наградили традиционно только убитых и раненых – как всегда орденом Красной Звезды. Меня с ротным привлекли к партийной ответственности. За что? Наверное, за то, что вытаскивали раненых из-под воды, бойцов в арык сталкивали, круговую оборону организовывали… Вопрос стоял так: почему большие потери? То, что этот вопрос должен был быть задан не нам, непосредственным исполнителям боевого приказа, к слову, выполнившим его до конца, - об этом как-то скромно умалчивалось. Дальше даже рассказывать стыдно; когда командованию 40-й армии доложили о потерях, оттуда поступило распоряжение: раскидать погибших по сводкам на три дня, начиная с 6 апреля – 4-3-3…
С того боя прошло 20 лет. Капитан давно стал полковником и уже много лет служит заместителем командира Уссурийской бригады спецназа. Вместе со своими бойцами прошел Чечню. Две маловразумительных войны, в которых за последние четверть века полегли десятки тысяч его сограждан, Тюрин, наверное, вполне может сравнивать. Во всяком случае, имеет полное право. Но не любит этого делать. Он и вспоминать-то не особенно любит. Бывают, однако, особые случаи, когда память начинает работать сама – хочешь ты этого или не хочешь…
Быть мужчиной и солдатом. А не нянькой
Пару лет назад в одном из появившихся в последнее время журналов для бойцов спецназа полковник Тюрин натолкнулся на такое письмо: «…Обращается к вам мать гвардии младшего сержанта Юрия Павловича Барышева, семнадцать лет назад пропавшего без вести в Афганистане. Он служил под Кандагаром в десантно-штурмовом батальоне, в/ч 71176 «Ж». Друзья Юры уверены, что мой сын – настоящий герой. Но у государства на этот счет другое мнение. До сих пор сын считается без вести пропавшим. Куда я только не обращалась – везде встречала непонимание и равнодушие, как будто я в чем-то виновата. Я горжусь своим сыном и хочу умереть с чистой совестью… Может, откликнутся те ребята, кто был рядом с моим сыном в том, последнем бою. Муж умер вскоре после получения печального извещения. Светлая память о моем сыне – единственное, что держит меня, старую и одинокую, в этой жизни. С уважением Лидия Ивановна Барышева, Томск».
А вскоре в этом же журнале появился и ответ бывшего гвардии сержанта Сергея Дикуна с коротким рассказом о Барышеве и о том самом бое, о котором читатель «В» прочитал чуть выше. «Двоих мы так и не нашли, - вспоминает в письме Дикун, - вашего сына и Абдужамита Норматова. Они оставались прикрывать отход группы, но сами, к великому сожалению, выйти из-под огня не сумели. Мы обязаны жизнью вашему сыну. Сам себя казню, что не был тогда рядом с Юрой…».
- Меня словно оглушило, - рассказывает сегодня Тюрин. – Я тот бой вспомнил в таких деталях, будто он закончился минуту назад. Что же это, думаю, такое? Парень погиб геройски, а мать пинают все кому не лень. Ни льгот у нее за погибшего сына, ни светлой памяти…
И Тюрин, сидя в своем Уссурийске, начал активно осваивать эпистолярный жанр. Для начала, практически под копирку, пишет несколько писем в Томск – главе администрации, военкому и в городской суд (в подобной ситуации признать человека умершим можно только решением суда). Вот фрагмент его письма заместителю мэра Томска Виктору Афанасьеву: «…6 апреля 1984 года в бою в районе кишлака Лаль-Мухаммед геройски погиб старший разведдозора гвардии младший сержант Барышев Ю. П. Бой для нас был очень тяжелый, мы оказались в крайне невыгодных условиях… Уже убитый гв. мл. сержант Барышев утонул в арыке. Ситуация была такая, что не было возможности ни искать, ни найти труп погибшего… Из переписки с Лидией Ивановной Барышевой я узнал, что простая русская женщина, вырастившая замечательного сына, который геройски погиб в бою, длительное время остается матерью пропавшего без вести, чуть ли не предателя. Я отыскал бывшего командира роты Кузьмина В. П., ныне живущего в Киеве, и вместе мы обратились в Томский городской суд с ходатайством о признании Барышева погибшим при исполнении служебных обязанностей. От Уссурийска и Киева до Томска далеко, приехать трудно. Случай этот неординарный, особый, но я обращаюсь к вам с надеждой, что вы поймете сложившуюся ситуацию. Я не прошу оказать матери бойца материальную помощь; понимаю, денег на всех не хватает, да и это было бы унизительно. Но формулировка гибели сына, закрепленная судом, поможет Лидии Ивановне в установлении законной пенсии. Важен и моральный аспект. Ничто так не дорого для родителей, как светлое имя их ребенка. Более того – полагаю, что вы могли бы увековечить имя вашего земляка и в школе, и в училище, где он учился…».
Письма идут долго, административные жернова вращаются еще медленнее. Но, видимо, сохраняется еще все-таки какая-то надежда и перспектива у этой страны, потому что, несмотря на сволочное наше время, когда все измеряется деньгами, простые и нормальные движения человеческой души находят человеческий отклик. Пару недель назад в Уссурийск на имя Тюрина пришло письмо за подписью томского вице-мэра: «Благодарим вас за письмо, в котором вы рассказываете о мужестве и героизме нашего земляка, за ваше искреннее желание восстановить честное имя воина, погибшего при исполнении долга. По существу вопроса сообщаем, что в Октябрьский суд Томска представлены материалы на гвардии младшего сержанта Барышева Ю. П. о признании его погибшим при исполнении служебных обязанностей во время боевых действий в Афганистане. После решения суда военкоматом будут представлены документы о награждении его государственной наградой. Вопрос находится на контроле в администрации и у военного комиссара».
Отчего болит душа?
Зачем все это Тюрину? Зачем «целому» полковнику, уже заканчивающему службу, теребить всю страну – от Уссурийска до Киева, чтобы добиться справедливости по отношению к незнакомому, по сути дела, парню и его живущей в Томске матери? Я хотел спросить об этом у Тюрина. Но не стал. Потому что знаю: скорее всего, он просто махнет рукой – отстань, дескать.
Прошедший, как говорится «Крым и рым», он хорошо знает, что говорят о человеке не слова – поступки. Бойцы и офицеры, которые в 2001-м полгода служили с ним в Чечне, рассказывают, что на Северном Кавказе Тюрин «чудил» так же, как в Афгане: постоянно ходил с разведгруппами на боевые выходы, причем в качестве рядового разведчика. Майор Олег Фадеев по этому поводу заметил: «Уже одно то, что полковник, которому за 40, ходил простым спецназовцем, выполнял приказы и распоряжения младшего и по званию и по возрасту командира группы, наравне со всеми рискуя жизнью – вызывает уважение…».
Запомнили в бригаде и другие поступки. 15 января 2000 года в бою под Сержень-Юртом геройски погиб старший сержант Женя Строкач. Ему, казалось бы, повезло с призывом – уссуриец, он и служил в Уссурийской бригаде спецназа. Но пуля, как известно, не разбирает.
- Я подумал: парень совершил подвиг, но, по большому счету, никому до этого нет дела, - рассказывает Тюрин. – Посоветовался с офицерами: почему не сделать его почетным гражданином Уссурийска? Хотя бы и посмертно. Тогда, к счастью, заместителем главы администрации работал у нас Александр Иванович Костенко. Удивительный человек – глубоко порядочный, профессиональный, достойный во всех отношениях. Я, конечно, понимаю, что для края он сейчас важнее и нужнее, но чертовски жалко, что нет его больше в Уссурийске. Ну вот, пошел я к нему, рассказал, он все уловил с полуслова. И это именно он сумел убедить и главу администрации, и думу в том, чтобы имя Жени Строкача навечно было занесено в Книгу почета Уссурийска. Понятно, что погибшего не вернешь, но ведь еще существуют честь, память, душа, в конце концов…
Увлекшись, Тюрин начинает рассказывать. Естественно, не о себе - о тех, на ком, как он говорит, Россия держится.
- Вот смотри: Иваницкий, один из руководителей «Спасскцемента». Наверное, мог бы в свое время сына от армии «отмазать», но тот по-честному оттрубил у нас два года – от солдата до сержанта. И сегодня, если нужна какая-то помощь для ребят, убывающих в Чечню, и отец, и сын откликаются моментально. Или взять нашего краевого депутата Юрия Смирнова, предпринимателя Игоря Крутько, директора совхоза (или как его сейчас называют?) «Корсаковский» Александра Кравченко – настоящие мужики, и своих сынов тоже не «отмазывали», и сегодня увольняющимся бойцам постоянно помогают с трудоустройством. Я тебе точно говорю: было бы таких людей побольше – и страна была бы другой, и жили бы мы иначе. Потому что у них душа болит…
Видать, это хорошо, когда болит душа. Когда оценочными параметрами выступают не только должности и «бабки». Когда о богом и властями забытой матери погибшего солдата начинают заботиться совершенно не знакомые ей люди. Когда память не имеет ни временных, ни пространственных границ. Когда закованные в броню бумажек чиновники вместо традиционной фразы «Я вас туда не посылал» проявляют нормальные человеческие качества.
Хорошо, наверное, даже то, что война, закончившаяся миром или выводом войск, на самом деле не заканчивается никогда. Это ведь еще лет тридцать тому назад Левитанский, прошедший всю Отечественную, написал: «Не я участвую в войне. Она участвует во мне»…
…Через пару дней страна будет отмечать День воздушно-десантных войск. Вместе с «десантурой» праздник по традиции будут отмечать и спецназовцы – своего у них как-то не случилось. Нальют горькой, выпьют за праздник, за тех, кто на боевом задании, а потом нальют по третьей и выпьют молча, не чокаясь.
Владивосток»